Неточные совпадения
Угрюм
колдун, поникнул
головою.
— Беда будет! — говорили старые, крутя
головами. И везде, по всему широкому подворью есаула, стали собираться в кучки и слушать истории про чудного
колдуна. Но все почти говорили разно, и наверно никто не мог рассказать про него.
Угрюм
колдун; дума черная, как ночь, у него в
голове.
Я сидел долго-долго, наблюдая, как он скоблит рашпилем кусок меди, зажатый в тиски; на картон под тисками падают золотые крупинки опилок. Вот он собрал их в горсть, высыпал в толстую чашку, прибавил к ним из баночки пыли, белой, как соль, облил чем-то из темной бутылки, — в чашке зашипело, задымилось, едкий запах бросился в нос мне, я закашлялся, замотал
головою, а он,
колдун, хвастливо спросил...
Во всех сапогах оказались булавки и иголки, пристроенные так ловко, что они впивались мне в ладонь. Тогда я взял ковш холодной воды и с великим удовольствием вылил ее на
голову еще не проснувшегося или притворно спавшего
колдуна.
—
Колдун! — коротко отвечал Лукашка. — Да это чтò? — прибавил он, встряхнув
головой. — Уж они за рекой. Ищи.
Колдун вздрогнул, поднял
голову, вскрикнул, хотел вскочить, но его ноги подкосились, и он сел опять на скамью.
— Не понимаю ничего! — восклицает Варя, отбрасывая шитьё и убегая к печи, где вскипел самовар. — Всё у него не собрано в
голове, всё разрознено. Вас он ненавистью ненавидит и боится, Кузина ругает: старый дьявол, богоотступник он, дескать, всю душу мне перевернул, жизни лишил,
колдун он, крамольник! Он всё знает: и про сходки по деревням, и что у лесника беглый сын воротился — всё сегодня сказал!
Священники мне в детстве всегда казались
колдунами. Ходят и поют. Ходят и махают. Ходят и колдуют. Охаживают. Окуривают. Они, так пышно и много одетые, казались мне не-нашими [Народное наименование черта (примеч. М. Цветаевой).], а не тот, скромно — и серо-голый, даже бедный бы, если бы не осанка, на краю Валерииной кровати.
Но Каракача не слушал, бесился, топал ногами, хватал себя за
голову, отчего перевязки на ней сползли и показалась кровь; судороги начали его корчить. Отец испугался. «Лекарь
колдун, вогнал опять хворость в сына, чтобы отмстить за невесту», — подумал Даньяр и пал в ноги Антону, умоляя его спасти Каракаченьку и клянясь, что они за невестой не погонятся.
Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же как не может притти
колдуну в
голову мысль, что он не может колдовать), потому что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому что за то они получали деньги и потому что на это дело они потратили лучшие года своей жизни.